В этом чертовом мире была сотня вещей, которые нравились Гневу. Убийства, войны, массовые истерии, беспорядки на улицах бедных районов, даже самые обыкновенные ссоры, не доходящие до драки, но пылающие страстью – все это позволяло легче дышать и радоваться жизни. Долгой, очень долгой, тяжкой и полной работы жизни. Но вот чего Гнев никогда не любил – так это моменты, когда выбранная им жертва сбегала с места боя. Или когда ее у него отнимали, как в этом случае.
Он обнаружил парочку «шлюха и похотливый, но безденежный пьяница» всего несколько мгновений назад. Пропахший алкоголем и неразделенной любовью мужчина недвусмысленно прижимал девицу к кирпичной стене проулка. Она пыталась сопротивляться, поначалу отшучивалась, затем уже панически вскрикивала – дамочка, конечно, привыкла к таким субъектам, пристающим к ней во время «работы», но этот оказался настойчивее многих. Гнев разглядывал их со стороны, весьма равнодушно, пока не уловил нотки ярости в голосе девушки. Многообещающей и талантливой ярости. Дальше все было делом двух минут. Он подошел ближе, шепнул несколько слов чистого разума, и она вдохнула аромат терпкого одеколона Гнева, смеси злости и жажды крови. Девица повелась легко, может, даже слишком легко, хотя Гнев чувствовал – глубоко в душе она способна лишь на малое. У нее, наверное, были родители или друзья, с которыми она смеялась и о ком она заботилась. Может, собака  или кот, или даже ребенок от одного из таких «клиентов». Она не была истинной клиенткой Гнева, просто поддалась ему чересчур легко именно сейчас, именно здесь, именно в этой ситуации. Как говорилось, «оказался в нужном месте в нужный час».
Она достала нож как раз, когда покрывающий ее шейку слюнями мужчина расстегнул свою ширинку, пытаясь залезть мясистыми пальцами под ее юбку. Девица рассекла нежную кожу на его вялом члене. С потоком крови хлынул и поток брани. Визжа как свинья на закланье, мужчина развернулся, намереваясь то ли ударить женщину, то ли прижать ладони к обрубку пониже живота. Она не дала ему ни единого шанса. Маленький ножик, канцелярский, легко ломающийся от нажатия, но весьма острый для человеческой плоти, скользнул по его шее, по лицу, по рубашке. Везде, куда он только мог достать, юркий и направленный дрожащей рукой. Верещащий парень пытался бежать, но девушка уже не могла его оставить. Не могла, потому что за ней наблюдал Гнев, стоящий в тени зданий, мерно раскуривающий дорогую сигарету. Его глаза мерцали в белесом дыме, и девушка видела только их. Она кричала, как настоящая амазонка, напрыгнув сверху на незнакомца. Нож обломился в его шее, застрял длинным острым лезвием в самой глубине плоти. Кровь, хлынувшая изо рта свиньи, казалась черной нефтью. Он рухнул на землю, а девушка продолжала лепетать что-то невразумительное, продолжала тыкать в мертвого врага пластиковой рукояткой канцелярского ножа.
И именно тут появилась Она. Нечто не из мира сего. Нечто, чего Гнев раньше не видел, не замечал. Что-то подобное ему, но в той же мере отличное от него. Слишком светлое, слишком доброе для всей грязи, что царила вокруг. Словно белая голубка, застрявшая в смоляном пятне. Она постепенно будет терять перышки, одно за другим, пока не сдохнет в своей ловушке, в которую ее загнал… кто? Бог? Еще одно творение Всевышнего, обреченное на смерть.
Гнев спокойно созерцал, как незнакомка, полная любви и сострадания, нагнулась к девушке, очищая ее от влияния ярости. Занимательный фокус, ничего не скажешь. Главное, чтобы это Существо не ходило за ним повсюду, лишая Гнева развлечений. Сигарета в пальцах дотлела до конца, обжигая кожу. Но Греху было все равно. Его больше волновала овечка, заблудшая в темный лес со своих заливных лугов.
Зареванная шлюха убежала от трупа, не в силах глядеть на свои собственные окровавленные руки. Гнев с легкостью мог найти ее позже, если у него будет такой интерес. Но вот незнакомка, оставшаяся рядом, поднялась на ноги, и в ее больших и наивных глазах сверкнула искра узнавания. Она словно бы разгадала, кто стоит перед ней и кто повинен в случившемся.
- Прощения? – медленно повторил за девушкой Гнев, рассматривая таинственную светлую леди, - могу я спросить, за что? За что они заслуживают прощения?
Что-то здесь было не так. Она словно была полной противоположностью Греха. Ангел? Вряд ли. Эти канцелярские крысы никогда не покинут небес, у них и без того полно забот. Сам Всевышний? Это предположение было совершенно смехотворным. Спускаться на землю для него было бы сродни утоплению. Легче же было управлять всем на расстоянии. Скажем, создать кого-то, кто противостоял бы Грехам.
- Твоя спасенная покончит с собой, - сказал Гнев, щелчком пальцев откидывая окурок в сторону незнакомки, - она не вынесет этого бреда, что ты наговорила. Слишком правильно для нее думать: «О Господи, у меня же доброе сердце! А я поступила так ужасно! Я убила человека! Зачем же мне жить?».
Он издевательски писклявым голосом изобразил страдания шлюхи. И вновь стал серьезным, вынимая из пачки очередную сигарету. Огонек зажигалки на мгновение осветил его лицо, словно высеченное из камня. И глаза, полные первородной тьмы.
- Могу я узнать твое имя, пятно света? – поинтересовался он, выдыхая терпкий дым.

О, конечно.
Гнев даже чуть расширил глаза в удивлении. Эта добродетельная сущность перед ним на самом деле сочетала в себе изуверские характеристики самого злобного садиста. Тюрьма? Хорошее наказание для юной особы? Женщина, или то, что принимало облик ангелоподобной женщины, совершенно не разбиралась в человеческих взаимоотношениях. Да для той девицы легкого поведения действительно лучшим способом закончить страдания было бы самоубийство. Ну или смирение и жизнь в моральных страданиях. Но не местная тюрьма. Наивная малышка, сверкающая на Гнева праведным светом из своих трогательных глазок, не имела ни малейшего представления, что именно ждет бежавшую от воли Греха дамочку. Какие унижения и боль она испытает в будущем. Достаточное наказание?
Кажется, имя для себя Сострадание выбрала не очень удачное. Скорее здесь было бы приемлемо "Божья кара" или "Страдание за грех" - без умиляющей приставки. Девочка, стоящая перед Гневом, казалась такой милой и невинной, но при этом содержала всю бессмысленную муть, что несли проповедники. "Вырви глаза, если увидел мать голой". "Отрежь себе руки, если посмел украсть". "Протри язык наждачкой, если сказал греховное слово". Отлично. Прелестное правосудие. Гнев взглянул на собеседницу по-новому, с иного угла зрения - может быть, она не столь безнадежна, как ему показалось с самого начала? Одна из тех, что накормили бы загаженного парня под мостом, даже зная, что через полчаса он пойдет кромсать девиц направо и налево? Но сейчас ведь он нуждается в помощи!
- Ты очень мало знаешь об этом мире, не так ли? - поинтересовался Гнев.
Прикосновение к собственной руке словно обожгло огнем. Подавив желание пойти на поводу у своей обыденной ярости и среагировать подходящим образом, мужчина лишь с любопытством наблюдал за действиями малышки. В ее движениях и этом легком касании было столько невинности, словно Гнева боднул в руку новорожденный ягненок. Это было забавно. Не слишком приятно, но выглядело по-новому, и ощущалось совершенно иначе, чем контакт со смертным или с любым из братьев - пока еще единственных существ, похожих на самого Гнева. Сострадание было словно капля сливочного масла, упавшая в мутную воду - не смешивалась с окружением, и, наверное, не смогла бы этого сделать, даже если бы захотела. Взгляд Гнева не отрывался от тоненьких и таких хрупких пальчиков девушки, которые она едва сжимала. Понравилось касаться чужой кожи? Как это должно ощущаться впервые? У самого Гнева это было слишком давно, чтобы он помнил об этом. Множество иных эмоций и чувств перекрыли те далекие первые открытия.
Похоть, наверное, здорово пошутил бы по поводу этого невинного прикосновения. Смог бы он затащить эту прелестную малышку в постель? И показать ей нечто иное, новое, чего она не видела раньше? Видит Бог, для Похоти это вряд ли было бы откровением. Будто в мире не существовало милых и неприступных с виду  пуританок. Но отчего-то казалось, что Сострадание была бы первой, кто смог бы отказать Первородному. Гнев бы посмотрел на его лицо в тот момент.
Тепло ухмыльнувшись, Гнев протянул руку, сжимая грубые пальцы вокруг хрупкого запястья Сострадания. Не причиняя ей боль. Пока что.
Он потянул ее к себе, почти вжал в свое тело, чтобы она ощутила запах, касающийся обоняния - аромат дешевого одеколона, сырости и ночных улиц города, и темный, терпкий запах его собственной кожи. Их лица оказались близко друг к другу. И черные глаза Гнева мягко и с затаенным интересом вгляделись в карие, с золотинкой, глаза девушки. У нее были необыкновенно длинные ресницы. Господь словно специально создавал невинную леди настолько чувственно желанной, насколько только можно было сделать. В насмешку?
Второй рукой мужчина откинул от себя окурок сигареты. И выдохнул клубы терпкого дыма в лицо очаровательной малышки. Она была ниже, и смотрела на него снизу вверх.
- Я мог бы показать тебе много нового, - сказал Гнев, сжимая пальцы на запястье девушки чуть сильнее, - если ты пожелаешь этого.